Тень Баркова [Ten' Barkova] lyrics

1

Однажды зимним вечерком

В бордели на Мещанской

Сошлись с расстриженным попом

Поэт, корнет уланский,

Московский модный молодец.

Подьячий из Сената

Да третьей гильдии купец,

Да пьяных два солдата.

Всяк, пуншу осушив бокал,

Лег с блядью молодою

И на постели откатал

Горячею елдою.

2

Кто всех задорнее ебет?

Чей хуй средь битвы рьяной

Пизду кудрявую дерет

Горя как столб багряный?

О землемер и пизд и жоп,

Блядун трудолюбивый,

Хвала тебе, расстрига поп,

Приапа жрец ретивый

В четвертый раз ты плешь впустил,

И снова щель раздвинул,

В четвертый принял, вколотил

И хуй повисший вынул!

3

Повис! Вотще своей рукой

Ему милашка дрочит

И плешь сжимает пятерней,

И волосы клокочет.

Вотще! Под бешеным попом

Лежит она, тоскует

И ездит по брюху верхом,

И в ус его целует.

Вотще! Елдак лишился сил,

Как воин в тяжей брани,

Он пал, главу свою склонил

И плачет в нежной длани.

4

Как иногда поэт Хвостов,

Обиженный природой,

Во тьме полуночных часов

Корпит над хладной одой,

Пред ним несчастное дитя —

И вкривь, и вкось, и прямо

Он слово звучное, кряхтя,

Ломает в стих упрямо, —

Так блядь трудилась над попом,

Но не было успеха,

Не становился хуй столбом,

Как будто бы для смеха.

5

Зарделись щеки, бледный лоб

Стыдом воспламенился,

Готов с постели прянуть поп.

Но вдруг остановился.

Он видит — в ветхом сюртуке

С спущенными штанами,

С хуиной толстою в руке,

С отвисшими мудами

Явилась тень — идет к нему

Дрожащими стопами,

Сияя сквозь ночную тьму

Огнистыми очами.

6

Что сделалось с детиной тут?»

Вещало привиденье.

— «Лишился пылкости я муд,

елдак в изнеможеньи,

Лихой предатель изменил,

Не хочет хуй яриться».

«Почто ж, ебена мать, забыл

Ты мне в беде молиться?»

— «Но кто ты?» — вскрикнул Ебаков,

Вздрогнув от удивленья.

«Твой друг, твой гений я — Барков!»

Сказало привиденье.

7

И страхом пораженный поп

Не мог сказать ни слова,

Свалился на пол будто сноп

К портищам он Баркова,

«Восстань, любезный Ебаков,

Восстань, повелеваю,

Всю ярость праведных хуёв

Тебе я возвращаю.

Поди, еби милашку вновь!»

О чудо! хуй ядреный

Встает, краснеет плешь, как кровь,

Торчит как кол вонзенный.

8

«Ты видишь, — продолжал Барков,

Я вмиг тебя избавил,

Но слушай: изо всех певцов

Никто меня не славил;

Никто! Так мать же их в пизду

Хвалы мне их не нужны,

Лишь от тебя услуги жду —

Пиши в часы досужны!

Возьми задорный мой гудок,

Играй им как попало!

Вот звонки струны, вот смычок,

Ума в тебе не мало.

9

Не пой лишь так, как пел Бобров,

Ни Шелехова тоном.

Шихматов, Палицын,

Хвостов Прокляты Аполлоном.

И что за нужда подражать

Бессмысленным поэтам?

Последуй ты, ебена мать,

Моим благим советам,

И будешь из певцов певец,

Клянусь я в том елдою, —

Ни черт, ни девка, ни чернец

Не вздремлют под тобою».

10

— «Барков! доволен будешь мной!»

Провозгласил детина,

И вмиг исчез призрак ночной,

И мягкая перина

Под милой жопой красоты

Не раз попом измялась,

И блядь во блеске наготы

Насилу с ним рассталась.

Но вот яснеет свет дневной,

И будто плешь Баркова,

Явилось солнце за горой

Средь неба голубого.

11

И стал трудиться Ебаков:

Ебет и припевает

Гласит везде: «Велик Барков!»

Попа сам Феб венчает;

Пером владеет как елдой,

Певцов он всех славнее;

В трактирах, кабаках герой,

На бирже всех сильнее,

И стал ходить из края в край

С гудком, смычком, мудами.

И на Руси воззвал он рай

Бумагой и пиздами.

12

И там, где вывеской елдак

Над низкой ветхой кровлей,

И там, где с блядью спит монах,

И в скопищах торговли,

Везде затейливый пиит

Поет свои куплеты.

И всякий день в уме твердит

Баркова все советы.

И бабы, и хуястый пол

Дрожа ему внимали,

И только перед ним подол

Девчонки подымали.

13

И стал расстрига-богатырь

Как в масле сыр кататься.

Однажды в женский монастырь

Как начало смеркаться,

Приходит тайно Ебаков

И звонкими струнами

Воспел победу елдаков

Над юными пиздами.

У стариц нежный секелек

Зардел и зашатался.

Как вдруг ворота на замок

И пленным поп остался.

14

Вот в келью девы повели

Поэта Ебакова.

Кровать там мягкая в пыли

Является дубова.

И поп в постелю нагишом

Ложиться поневоле.

И вот игуменья с попом

В обширном ебли поле.

Отвисли титьки до пупа,

И щель идет вдоль брюха.

Тиран для бедного попа,

Проклятая старуха!

15

Честную матерь откатал,

Пришлец благочестивый

И в думе страждущей сказал

Он с робостью стыдливой

— «Какую плату восприму?»

«А вот, мой сын, какую:

Послушай, скоро твоему

Не будет силы хую!

Тогда ты будешь каплуном,

А мы прелюбодея

Закинем в нужник вечерком

Как жертву Асмодея».

16

О ужас! бедный мой певец,

Что станется с тобою?

Уж близок дней твоих конец,

Уж ножик над елдою!

Напрасно еть усердно мнишь

Девицу престарелу,

Ты блядь усердьем не смягчишь,

Под хуем поседелу.

Кляни заебины отца

И матерну прореху.

Восплачьте, нежные сердца,

Здесь дело не до смеху!

17

Проходит день, за ним другой,

Неделя протекает,

А поп в обители святой

Под стражей пребывает.

О вид, угодный небесам?

Игуменью честную

Ебет по целым он часам

В пизду её кривую,

Ебёт... но пламенный елдак

Слабеет боле, боле,

Он вянет, как весенний злак,

Скошенный в чистом поле.

18

Увы, настал ужасный день.

Уж утро пробудилось,

И солнце в сумрачную тень

Лучами водрузилось,

Но хуй детинин не встает.

Несчастный устрашился,

Вотще муде свои трясет,

Напрасно лишь трудился;

Надулся хуй, растет, растет,

Вздымается лениво...

Он снова пал и не встает,

Смутился горделиво.

19

Ах, вот скрипя шатнулась дверь,

Игуменья подходит,

Гласит: «Еще пизду измерь»

И взорами поводит,

И в руки хуй... но он лежит,

Лежит и не ярится,

Она щекочет, но он спит,

Дыбом не становится...

«Добро», игуменья рекла

И вмиг из глаз сокрылась.

Душа в детине замерла,

И кровь остановилась.

20

Расстригу мучила печаль,

И сердце сильно билось,

Но время быстро мчится вдаль,

И темно становилось.

Уж ночь с ебливою луной

На небо наступала,

Уж блядь в постели пуховой

С монахом засыпала.

Купец уж лавку запирал,

Поэты лишь не спали

И, водкою налив бокал,

Баллады сочиняли.

21

И в келье тишина была.

Вдруг стены покачнулись,

Упали святцы со стола,

Листы перевернулись,

И ветер хладный пробежал

Во тьме угрюмой ночи,

Баркова призрак вдруг предстал

Священнику пред очи.

В зеленном ветхом сюртуке

С спущенными штанами,

С хуиной толстою в руке,

С отвисшими мудами.

22

- «Скажи, что дьявол повелел»,

- «Надейся, не страшися»,

- «Увы, что мне дано в удел?

Что делать мне?» — «Дрочися!»

И грешный стал муде трясти

Тряс, тряс, и вдруг проворно

Стал хуй все вверх и вверх расти,

Торчит елдак задорно.

И жарко плешь огнем горит,

Муде клубятся сжаты,

В могучих жилах кровь кипит,

И пышет хуй мохнатый.

23

Вдруг начал щелкать ключ в замке,

Дверь громко отворилась,

И с острым ножиком в руке

Игуменья явилась.

Являют гнев черты лица,

Пылает взор собачий,

Но вдруг на грозного певца,

На хуй попа стоячий

Она взглянула, пала в прах,

Со страху обосралась,

Трепещет бедная в слезах

И с духом тут рассталась.

24

— «Ты днесь свободен, Ебаков!»

Сказала тень расстриге.

Мой друг, успел найти Барков

Развязку сей интриге

— «Поди! Отверзты ворота,

Тебе не помешают,

И знай, что добрые дела

Святые награждают.

Усердно ты воспел меня,

И вот за то награда» —

Сказал, исчез — и здесь, друзья,

Кончается баллада.