Тише. На полянах лесных
я не слышу
слов твоих
человечьих. Я слышу,
как капли и листья
шепчут слова на странных
наречьях.
Послушай. Литься
продолжают капли
по веткам провисшим,
тяжелым лапам,
по чешуйкам сосновым,
колючим кронам,
листам зеленым
лавровым,
по мокрым кистям
и листьям дрока,
по цветам с душистым
тягучим соком,
по нашим одиноким
лицам
вода струится,
по ткани, по легким чистым
одеждам
и по нежданным надеждам.
И дождь станет лаской,
волшебной сказкой,
что прежде
тебя манила, меня так манит,
о Эрмиона.
Ты слышишь? Колышет
дождь печальные ветки —
частые, редкие,—
меняя звучание
на кистях и листьях —
звонче, тише…
Послушай. Так близко
вторят хором дождю цикады,
словно им не преграда
нависшее низко небо и тучи.
И звучны
песни сосен и мирта
и говор дрока,
словно пальцами дождик
к струнам прикасается странным.
И в юном
лесном мире
лишь двое
на поляне в роще,
и лицо твое строго
и вдохновенно,
кудрей сплетенья
пахнут неуловимо
цветами жасмина
и резедою,
о созданье земное,
чье имя
Эрмиона.
Слушай, слушай. Летучих
цикад стрекотанье
все глуше,
и тучи все звонче плачут.
Тени
прячут в сплетеньи
ветвей набухших,
как тайну,
трескучий отзвук
далекий. Слушай,
звук гаснет.
Лишь влажный воздух
задержит эхо. Звук гаснет.
И снова дрожит. И гаснет.
Шума моря не слышно
за шумом капель. Листья
колышет дождь серебристый,
звенит по лужам,
стучит торопливо
по иглам смолистым —
звонче, глуше, —
послушай.
Молчалива
дочь неба птица;
в глуши тенистой
за корягой
заговорила дочь ила.
И влага на твоих ресницах,
Эрмиона.
Дождинки на черных ресницах,
кажется, что ты плачешь,
и на наши лица иначе
упала тени зелень,
словно с лесом нас породнила.
И сок жизни в жилах хмелен,
и сердце плодом застыло
сладким,
и кажутся родниками
два глаза черных,
и зубы в деснах — миндальные зерна,
и мы идем без оглядки,
и нам на поляне
оплетают ноги
травы стеблями,
мочат влагой росной,
и мы идем куда-то, куда же?!
По нашим одиноким
лицам
вода струится,
по ткани,
по легким чистым
одеждам
и по нежданным надеждам;
и дождь станет лаской,
волшебной сказкой,
что прежде меня манила, тебя так манит,
о Эрмиона.